Ей казалось, что всё уже пропало, что неправда, которую она сказала для того, чтобы оскорбить мужа, разбила вдребезги всю ее жизнь. Муж не простит ее. Оскорбление, которое она нанесла ему, такого сорта, что его не сгладишь никакими ласками, ни клятвами… Как она
убедит мужа, что сама не верила тому, что говорила?
Неточные совпадения
Милый
муж,
Разбойник Лель удвоивает нежность
Жены твоей к тебе. Его поступок
Прекрасную Елену
убеждает,
Что юноши все нагло-бессердечны,
Зато
мужья и милы и добры.
— Какая же ты вольная, коли за крепостным замужем! Такая же крепостная, как и прочие, —
убеждал ее
муж.
В числе гостей были: Красин, одна молодая дама, не живущая с
мужем майорша Мечникова с молоденькою, шестнадцатилетнею сестрою, только что выпущенною с пансионерской скамейки, Райнер с своим пансионом, Ревякин, некогда встретивший Лизу вместе с Прорвичем в гостинице «Италия», и два молодых человека, приведенных Красиным в качестве сторонних посетителей, которых надлежало
убедить в превосходстве нового рода жизни.
— Бог с тобой, ревнуй меня, сколько хочешь; я перед тобой чист, как солнце; но скажи, как ты
мужа убедила отпустить тебя сюда?
— И это так, но я сказал, что неиспорченное сердце, — возразил ей
муж, — ибо многими за голос сердца принимается не нравственная потребность справедливости и любви, а скорей пожелания телесные, тщеславные, гневные, эгоистические, говоря о которых, мы, пожалуй, можем
убедить других; но ими никогда нельзя
убедить самого себя, потому что в глубине нашей совести мы непременно будем чувствовать, что это не то, нехорошо, ненравственно.
Любовь и мужчина составляют главную суть ее жизни, и, быть может, в этом отношении работает в ней философия бессознательного; изволь-ка
убедить ее, что любовь есть только простая потребность, как пища и одежда, что мир вовсе не погибает от того, что
мужья и жены плохи, что можно быть развратником, обольстителем и в то же время гениальным и благородным человеком, и с другой стороны — можно отказываться от наслаждений любви и в то же время быть глупым, злым животным.
— Обвинять человека в том, что он полюбил или разлюбил, это глупо, —
убеждал он себя, лежа и задирая ноги, чтобы надеть сапоги. — Любовь и ненависть не в нашей власти. Что же касается
мужа, то я, быть может, косвенным образом был одною из причин его смерти, но опять-таки виноват ли я в том, что полюбил его жену, а жена — меня?
Муж был против знакомства с ним, но я уговорила…
убедила…
Иван. А где я тебе возьму здорового и нравственного зятя? Ты нашла
мужа Надежде? Она сама нашла его. А Верка не может, глупа. Но она слишком бойка. Ковалёв энергичный малый, он скоро будет помощником полицеймейстера или исправником… Ты должна
убедить Якова, чтобы он дал эти пять тысяч… и нам, на расходы по свадьбе… (С усмешкой.) Он не может отказать тебе… (Тревожно.) Ты что… что ты так смотришь? Что такое?
Соколова. Я приду послезавтра утром — хорошо?
Убедите вашего
мужа выслушать меня спокойно…
Александра Ивановна (на
мужа). Пожалуйста, ты не перебивай и не воображай, что я с Nicolas поссорюсь. Я говорю правду. (К Николаю Ивановичу.) Я нисколько не смеюсь, но мне странно было то, что ты хотел
убеждать Машу тогда, когда она именно решилась поговорить с тобой.
— Вы, ваше сиятельство, не беспокойтесь, — проговорила, опуская в карман бумажку, Глафира: — вексель этот не подлежит ни малейшему сомнению, он такое же уголовное дело, как то, которым вы угрожаете моему
мужу, но с тою разницей, что он составляет дело более доказательное, и чтобы
убедить вас в том, что я прочно стою на моей почве, я попрошу вас не выходить отсюда прежде, чем вы получите удостоверение. Вы сию минуту убедитесь, что для нас с вами обоюдно гораздо выгоднее сойтись на миролюбивых соглашениях.
Прочитав это письмо тотчас после короткого и быстрого свидания с
мужем, Гордановым, Ропшиным и Кишенским, Глафире не было особенного труда
убедить их, что вытащенный из ванной комнаты и безмолвствовавший мокрый Жозеф возвратился в умопомешательстве, во имя которого ему должны быть оставлены безнаказанно все его чудачества и прощены все беспокойства, причиненные им в доме.
«
Муж да жена — одна сатана», — вспомнила Серафима свою поговорку и весь разговор на даче под Москвой, когда она рассеяла все его тогдашние щепетильности и
убедила взять у нее двадцать тысяч и ехать в Сормово спускать пароход «Батрак».
Она вся отдавалась ему и хотела сначала и его и себя
убедить, как честных людей, что в ней не блажь говорит, не распутство, а бесповоротное чувство, что личность
мужа не заслуживает никакого сожаления.